2005-2010 © The Draco Malfoy Website

Название: Драко Малфой и Невозможное счастье

 


Автор: Judith aka Jude (s_parker@rambler.ru)
Бета-ридинг: njally (nuance@fromru.com)
Рейтинг: от PG-13 до NC-17, slash, famslash, het
Жанр: мелодрама
Саммари: post-Хогвартс. Длинная и занудная повесть в нескольких stories, повествующая о жизни семейства Поттер-Малфой и их друзей, о том, как Северус Снейп обрел любовь и счастье, о том, что случилось с Люциусом Малфоем, о Сольвейг Малфой-Поттер, и о последней схватке с Сами-Знаете-Кем
Дисклаймер: ничего уже не принадлежит Роулинг, кроме нескольких имен и названий, но я по-прежнему не имею с этого ни гроша
Предупреждение: очень мало канонического ГП, очень много оригинальных персонажей, а также крайне негативное отношение автора к некоей мировой державе, которая слишком много на себя берет. Гражданам и просто фанатам США читать не рекомендую. Очень неполиткорректная история
Еще предупреждение: кто-нибудь обязательно умрет

 

 

История четвертая. Несколько песен о любви

 

Так много песен порохом живет во мне -

Ты не вернешься.

А о тебе еще никто не пел -

Ты не вернешься

 

Ночные Снайперы, «Звучи»

 

Гроб зарывали, с гулким грохотом бросая землю на крышку. Гроб был пуст, и потому звук получался именно таким. В гроб было нечего класть - почти нечего. От великого Гарри Поттера осталась кисть руки, и ее сожгли. В гробу  лежал пепел, а рядом с могилой стоял тот, кто предпочел бы развеять этот пепел по ветру. Хорошо бы вместе с ним сжечь и развеять память…

Гермиона Грейнджер думала, что это будет еще одна песня о любви.

Но гроб должен был быть. Иначе что покрыли бы флагом с гербом Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс», и еще одним, Знаменем Авроров; над чем исполнили бы гимн, принятый в волшебном мире, и дали залп из волшебных палочек, и перечислили подвиги Мальчика-Который-В-Этот-Раз-Не-Выжил; куда положили бы его ордена; к чему созвали бы журналистов?

Кому только это нужно?

Удивительно, но Гермиона не чувствовала горя. Собственно, она вообще ничего не чувствовала, кроме холодного мартовского ветра, пробиравшего до костей. Кой черт ее дернул надеть платье? Как будто у нее мало черных брюк…

Она устала. От похорон, от черного цвета, от застывшего малфоевского лица… За весь день он ни разу не изменился в лице - Гермионе начало казаться, что теперь эта маска останется при нем навсегда. Только когда гроб опустили в могилу, он чуть повернулся к стоящей рядом Гермионе и тихо сказал:

- Слава Богу, скоро это закончится…

И она была с ним согласна. Нет ничего глупее, чем похороны, когда даже нет тела. Как поверить, что человек умер, если ты не видел его мертвым? Гермионе казалось, что она принимает участие в каком-то фарсе, представлении или даже репетиции. Репетиции похорон. В самом деле, если бывают репетиции свадеб, почему бы не быть и репетициям похорон?

Первым к могиле, чтобы бросить ком земли, подошли Драко и она. Потом Сириус, Рем, Волчонок. Потом Снейп. Потом Уизли - первой Молли, последней - Блэйз Уизли, старшая дочь Чарли и Блэйз. Потом Шеймус. Завершали цепочку близких обе Сольвейг - сначала старшая, потом младшая. А за ними потянулись сослуживцы и некоторые из бывших однокурсников. Но Гермиона уже не видела их, потому что смотрела на Сольвейг. Паркер, как сейчас все ее звали - чтобы не путать с дочерью Драко и Гарри.

Кто сказал, что воспоминания утешают? Кого они могут утешить? Вот стоит он, бледный, платиновые волосы утратили блеск - разве воспоминания утешат его? А ведь у него их столько счастливых… гораздо больше, чем у нее. Хватило бы на сотню Патронусов…

Правда, Сольвейг жива… Но что за радость…

Гермионе немедленно захотелось спросить у Драко, а не предпочел бы он, чтобы Гарри был жив, даже если бы он, Гарри, ушел от Драко? Но это было бы жестоко, она понимала…

Эта дилемма стоила того, чтобы стать еще одной песней о любви.

Возможно, если бы все сложилось именно так, как хотелось Гермионе с того момента, когда она осознала, что влюблена в Сольвейг Паркер - возможно, если бы все сложилось именно так, она не стала бы тем, чем стала. Впрочем, если бы ей кто-то предложил выбор, она бы выбрала Сольвейг. Но что об этом говорить?

Воспоминания были, и были они прекрасны… Как прекрасна была и Сольвейг тогда, летом 1998 года, когда они, закончив Хогвартс и сдав вступительные экзамены в Оксфорд на факультет прикладной химии (официально - на самом деле это был колдовской факультет Оксфорда, и делился он на кафедры Зельеделия, Высшей Арифмантики и Колдолингвистики), попросту сбежали из Англии в Египет. Сейчас, глядя на нее, страшно похудевшую, в черном похожую на ворону и - болезненно - на своего отца, Гермиона не могла понять, как же она могла когда-то думать, что Сольвейг красива. Словно это был совсем другой человек. Совсем другой.

Веселая. Улыбающаяся. Солнечная. Красивая.

От нее пахло солнцем и сухой травой.

Ее длинные ноги жаркие южные лучи окрасили в цвет шоколада. Ее волосы выцвели до почти каштанового оттенка. Ее губы были сухими и горячими.

Она носила джинсовые шорты с бахромой, короткий топ, множество деревянных и каменных бус, купленных на рыночных развалах в Каире, сандалии и браслет с колокольчиками на щиколотке. Браслет ей подарила Гермиона… Бандана придавала Сольвейг дурацкий вид, и она сдергивала ее и, смеясь, говорила, что солнце ее любит и не причинит ей вреда.

Гермиона рядом с ней выглядела как настоящая английская леди на отдыхе - светлое легкое платье, изящные открытые туфли, шляпка, сумочка, зонтик… Леди и разбойник… разбойница…

Она выходила из ванной, завернувшись в полотенце, потому что ненавидела вытираться… Она стояла у окна и ждала, пока капельки воды высохнут, временами встряхивая мокрой гривой. И рассеянно улыбалась, когда ловила на себе взгляд Гермионы. Все хорошо, мол. Я здесь.

Хотелось петь.

И Гермиона пела.

Они сидели в маленьких кафешках, Сольвейг смотрела в окно, посасывая через трубочку молочный коктейль или поедая пенку с капуччино, болтала ногами, временами касаясь лодыжки Гермионы… Шарм-Эль-Шейх плавился от жары, и только сумасшедшие иностранцы бродили по городу. Но солнце и правда любило Сольвейг, щадя не только ее, но и ее подругу.

Они жили в двуместном номере для семейных пар, где была одна двуспальная кровать, и было плевать, что о них подумают.

Ночью, по возвращении с вечерней прогулки, когда благословенный ветер с моря задувал в распахнутые настежь окна, Сольвейг подходила к Гермионе сзади и обнимала ее, зарываясь лицом в волосы.

- Травами пахнут… - бормотала она, и Гермиона откидывала голову назад, кладя ее на плечо более высокой подруги, и шептала:

- Поцелуй меня в шею…

Губы Сольвейг скользили с виска ниже, жадно вдыхая запах, и наконец вбирали в рот нежную кожу там, рядом с бьющейся жилкой…

И так все начиналось.

А теперь она стоит вон там, поодаль, рядом со своим отцом, и они так страшно, так отвратительно похожи, словно Снейп задался целью сделать из дочери свою копию. Желательно, такую же несчастную в жизни.

Странно только, что они не разговаривают…

 

***

Сольвейг завалила экзамены в Оксфорд, а Гермиона - сдала. И день, когда они узнали об этом, был ужасен.

Сольвейг кривила губы и пожимала плечами, словно говоря - ну и ладно, не больно-то и хотелось. Гермиона смотрела на нее больными глазами.

-     Ты ведь можешь работать при университете и ходить на занятия как вольный слушатель, а на следующий год попробовать снова… Многие так делают.

-     Могу, - Сольвейг пожала плечами. - Да нет, я, наверное, домой поеду. Отец предлагает работу в Хогвартсе.

-     А хочешь, я поеду с тобой? - тихо спросила Гермиона.

-     Брось, ты будешь учиться в Оксфорде, - раздраженно отозвалась Сольвейг. - Разве не об этом ты мечтала?

-     Теперь не знаю. Я не хочу, чтобы мы расстались…

-     Мы не расстаемся. Просто будем жить в разных местах. Брось, у нас же есть совы, мы можем аппарировать… Мы будем видеться.

Она улыбалась. А потом уехала. А потом перестала писать.

Гермиона приехала в Хогвартс на Рождество - без приглашения.

И пожалела об этом.

У них не было какого-то определяющего разговора. Просто Сольвейг была такой далекой, а Снейп - таким предупредительно любезным и вежливым, что Гермиона поняла - все кончено. И виноват в этом Снейп. Его чертово влияние. Вот тогда Гермиона Грейнджер, единственная из Гриффиндорского Трио всегда относившаяся к профессору зельеделия терпимо и даже с уважением, поняла, что он еще хуже, чем думали о нем Рон и Гарри. Она возненавидела своего бывшего профессора всей душой. Он был чудовищем, уничтожившим ее жизнь.

Уезжая из Хогвартса, Гермиона потребовала, чтобы Сольвейг проводила ее до Хогсмида. По дороге она заговорила.

Она говорила о том, как она любит Сольвейг и как хочет, чтобы они были вместе. Она просила Сольвейг переехать в Оксфорд, говорила, что они могут снять квартиру вместе… Она расписывала их будущую жизнь в таких красках, что сама чуть не расплакалась. Сольвейг смотрела в сторону, а потом спросила:

- Ты хочешь, чтобы я поссорилась со своим отцом?

- Причем здесь Снейп? - воскликнула Гермиона.

- Он не рад тому, что мы были вместе…

- Какое его дело?!

- Он мой отец. И я его люблю.

- А меня ты любишь? - спросила тогда Гермиона. Сольвейг не ответила, только вздохнула. Тогда замолчала и Гермиона.

Добравшись до своей комнаты в оксфордском студенческом общежитии, она упала на кровать.

Ей хотелось плакать.

И тогда она снова начала петь.

Первые песни - все до единой - были о Сольвейг. О солнечной девушке в шортах, о драконе в закатных небесах, и все они говорили о том, что этой девочки-дракона больше нет на свете. Песни помогли унять боль. Песни помогли переплавить боль и обратить ее в новое качество.

Она пела их со сцены во время студенческого концерта на День Всех Влюбленных. И с этого дня все завертелось.

Кто-то услышал, кому-то передал, к Гермионе начали приходить солидные дяди в пиджаках - представители фирм грамзаписи, водить ее на прослушивания. Бесконечные разговоры: о ее песнях, о стиле, об имидже, о том, что в ней хорошо, а что надо поменять, о том, что будет продаваться, а что нет, и усталость, усталость, усталость; днем учеба, вечером - господа в пиджаках, ночью - песни… Она смотрела на других девушек и искала в них Сольвейг; но Сольвейг в них не было. Сверкнет иногда синий глаз из-под темной челки, или покривятся в знакомой усмешке тонкие губы, или взлетит прядь надо лбом… но это все разные люди, а одной, в которой было бы все - ее больше нет. Сольвейг Паркер нет. Есть Паркер Снейп, она живет и работает в Хогвартсе, она крестная мать Сольвейг Поттер-Малфой, и о ней Драко Малфой иногда пишет Гермионе, не понимая, что эта женщина не имеет к Гермионе никакого отношения.

 

***

- Ох, как это все ужасно, ужасно! - твердила Блэйз Уизли, прижимая платочек к глазам. Они возвращались с кладбища, и почему-то это вздорная дура не нашла другой собеседницы, кроме Гермионы. - Бедный Драко! Ты видела его лицо? Что он пережил, страшно подумать… А все эта ужасная война, которую затеяли магглы… Ты знаешь, что Чарли тоже в числе добровольцев? Я так боюсь за него! Что же делать? Может, что-то придумать, чтобы он мог остаться? Как ты думаешь?

«А говорят, ты спишь с Биллом», - подумала Гермиона, не ответив Блэйз. Да, наверное, Блэйз и не ждала ответа - он завела свой речитатив по новой, и Гермиона окончательно перестала ее слушать.

Она оглянулась на Чарли и Билла. Слухи действительно ходили - семья Чарли Уизли вот уже девять лет жила вместе с холостым Биллом Уизли в Египте, и с тех пор пополнилась на несколько человек - сыновей Фрэнка и Рона, вторую дочь Элис и младших мальчишек, близнецов Уильяма и Чарльза. Блэйз Уизли сравнялась с Молли Уизли и, кажется, собиралась ее переплюнуть. Судя, впрочем, по Биллу и Чарли, слухи были чушью. Братья никак не походили на людей, спорящих из-за женщины. Они шли рядом и тихонько переговаривались, иногда поглядывая на Драко. Потом вдруг Билл резко обнял брата. Лицо у него при этом было такое, словно кто-то собирался сию же минуту вырвать Чарли у него из рук.

Качнув головой, Гермиона посмотрела на Паркер. Нет. Это определенно был другой человек.

В этот момент Паркер - она сидела на корточках перед своей светловолосой крестницей и завязывала ей распустившийся шнурок на ботинке - подняла голову и посмотрела прямо на Гермиону. В синих глазах был вызов.

 

***

Вызов. Это и правда был вызов. Гермиона сказала себе тогда, что не поддастся ни одной звукозаписывающей компании. Она представляла себе лицо Сольвейг, если вдруг та увидит Гермиону в образе Бритни Спирз или пусть даже бардессы с гитарой… Нет. Гермиона не собиралась ни под кого подстраиваться. Она хотела всех подстроить под себя.

Ей не стоило особого труда набрать команду из университетских талантов. Труднее было убедить их, что музыка важнее учебы. Она представляла себе, что сказал бы Рон, если бы ее услышал - наверное, тогда это было единственным, что могло вызвать у нее смех.

Полгода спустя был готов первый альбом. Десять месяцев спустя она сама нашла фирму, согласившуюся его выпустить небольшим тиражом. Год спустя альбом вышел, и успех накрыл «Грейнджерс бэнд», как волны Красного моря накрывали Гермиону Грейнджер и Сольвейг Паркер на пляжах в Шарм-эль-Шейхе.

 

***

- Грейнджер.

Кивок.

- Привет.

Еще кивок.

- Как жизнь?

- Нормально.

- Как твой муж?

- Он в полном здравии, спасибо.

- Где вы живете?

- О, это страшная тайна. Чтобы не пронюхали журналисты.

- Ага…

Простая вежливость требовала что-то спросить со своей стороны, и, не поднимая головы, Гермиона произнесла:

- А ты по-прежнему в Хогвартсе?

- Нет, - чуть помедлив, отозвалась Сольвейг. - Я сейчас живу в Лондоне. Пишу маленькие рассказики для одного литературного журнала. Маггловского.

- А что по этому поводу думает Снейп? - не удержалась Гермиона.

- Я не знаю, - Сольвейг пожала плечами. - Я же не умею читать мысли.

- Ты одна?

- Кошка считается?

- Только если это - профессор МакГонагалл.

- Тогда одна.

- А почему? - Гермиона наконец подняла голову. Сольвейг пожала плечами.

- Так сложились звезды, - и, помолчав, добавила: - А я всегда думала, что ты пригласишь меня на свою свадьбу…

«Нет, - подумала Гермиона. - Нет. Ты не должна видеть моего мужа».

 

***

Дело было в Италии, на гастролях. В самый пик жары, в час сиесты, Гермиона сбежала из гостиницы - она очень надеялась, что в этот час на улицах пустынно, и никто не станет кидаться на нее.

И правда было пустынно; опять же, как и в Египте, по улицам бродили только несколько сумасшедших туристов. Гермиона нашла работающее кафе-мороженое, вползла в него и упала на стул, наслаждаясь кондиционированным воздухом.

А потом она увидела девочку, сидящую через два стола. Нет, она не была похожа на Сольвейг ничем, кроме того, что у нее тоже были темные волосы, да и то - другого оттенка. Просто что-то в ней было… Наверное, ее тоже любило солнце.

Гермиона встала и подошла к незнакомке. Села напротив и сказала:

- Привет.

Она подняла голову, и тогда Гермиона поняла, что это не девушка, а молодой человек. Он улыбнулся и что-то ответил по-итальянски. Гермиона покачала головой в знак того, что не понимает, и протянула юноше руку:

- Гермиона.

- Сантино, - он осторожно сжал ее ладонь. Гермиона улыбнулась. Из фильма «Крестный отец» она знала, что это имя сокращается как Санни. Солнечный.

И с того дня они не расставались.

Он сидел в студиях во время записей, поджав под себя ноги, похожий на кота.

Он торчал за кулисами во время концертов и подавал Гермионе воду.

Он замечательно готовил.

Он был молчалив и улыбался редко, но так, словно всходило солнце.

И ни одной песни о любви не было для него.

Сегодня он ждал ее в гостинице - Гермиона просила не ходить с ней на кладбище.

 

***

- Пойдем домой… - шептала Сольвейг-младшая и тихонько тянула своего отца за рукав. Драко не слушал - он смотрел на ворота кладбища, словно они могли открыть ему тайну жизни или смерти. «Не хочу на него смотреть, не хочу, не хочу, не хочу», - заныло что-то внутри Гермионы. Смотреть на Драко было слишком больно. Так больно, что даже противно. Хотелось забыть о нем навсегда. Там было слишком много горя…

Мимо Гермионы, на мгновение одарив ее коротким взглядом, метнулась Паркер, и в это самое мгновение Гермиона прочла в ее глазах то же самое, что только что подумала сама. Сольвейг Паркер тоже не хотела видеть тяжкое горе своего лучшего друга. Слишком много… Слишком.

Гермиона увидела, что Снейп что-то сказал Паркер. Но она лишь пожала плечами и все-таки умчалась. «Правильно, - подумала Гермиона, - правильно». Не так уж они и похожи, подумала она к тому ж.

Неподалеку что-то плаксиво канючила Блэйз Уизли-младшая. Странная мысль посетила Гермиону - теперь, когда Гарри нет, никто из нас уже не будет счастлив.

Определенно, это выльется в еще несколько песен о любви. О несчастной любви, потому что о счастливой песен не поют.

 

Сайт создан в системе uCoz