Название: Ненависть:
одна на двоих
Автор: Саша_Энгель (hell-flame@mail.ru)
Пейринг: Гарри/Драко
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: если тебя, уважаемый читатель, не
выворачивает наизнанку, когда ты видишь целующихся парней - это твой шанс еще
раз похвалиться своей стойкостью! =)) Слэш!!!!!! Плз, не игнорируйте!
Саммари: очень грустная сказка про ненависть, дождь, еще раз про ненависть и всепобеждающую
любовь: *мечтательно вздыхая и смахивая крокодиловую слезу*:( посвящается всем, кого я ненавидела, ненавижу и еще буду ненавидеть; а
также тем, кто часто впадает в депрессию (кого это касается, тот понял:
надеюсь:)): Ребята, у вас еще все впереди!!!
Статус: закончен раз и навсегда:.
От автора: не слишком надейтесь на обилие
сцен, за которые все (ну, и я в том числе - чего греха таить :))) так любят
слэш. Он здесь только для заправки - в фике я просто размышляю о том, что может
в действительности твориться в душах этих персонажей:
Зато ради развлечения можете посчитать, сколько раз в фике я употребила
слово "ненависть" =)
И еще: мысли героев приведены в кавычках.
~ ~ ~ ~ ~
Ненависть и любовь, как две стороны одной
монеты. И никогда не знаешь, что выпадет на
этот раз: орел или решка:
(сама придумала:: )
Они ненавидели этот мир, сколько себя помнили. И эта
ненависть настолько пропитала их сердца и настолько срослась с их пониманием
действительности, что стала для них самым обычным и самым заурядным чувством,
как голод или жажда:
Если вы всегда были убеждены, что Гарри Поттер - самый
добрый, смелый, великодушный: и вообще просто чудо-мальчик, то жестоко в нем
ошиблись. Хотя нет, : он ошибся в себе сам:
Он рос среди людей, которых нужно было называть
"семьей", хотя на самом деле они не стоили даже единой буквы этого
слова. Он привык жить, зная, что у него нет и никогда не будет ничего и что у
кого-то есть все. Его ставили ниже своего достоинства, и он стал считать, что
это действительно так. И он бы сломался, вырос бы забитым и озлобленным на всех
и вся,: если бы не узнал, кем является на самом деле.
Ненависть с раннего детства стучала у него в виске при
каждой незаслуженной (да и разве она могла когда-нибудь быть заслуженной?)
придирке со стороны своих тети и дяди, при каждом пинке и тумаке, которыми
награждал его "любимый" кузен Дадли.
Но мучительнее всего было чувствовать, что эта ненависть
бессильна и не способна ни на что, кроме как отравлять его самого, ровно, как и
горькие слезы, обжигающие его бледное лицо по ночам.
Эта жизнь травила его своей безысходностью, разрывала на
части сердце и сводила с ума. И никто даже не догадывался, что Великий и
Ужасный Гарри Поттер десятки раз тщетно пытался покончить с собой. Но это
действительно было так:
И многое ли изменилось, когда Гарри неожиданно для самого
себя превратился из откровенного ничтожества в настоящую знаменитость,
какого-то Мальчика-Который-Выжил? Обязанности героя, с нетерпением ожидающиеся
от него "великие свершения", - все это вдруг свалилось на хрупкие
плечики одиннадцатилетнего малыша, который даже в самых смелых своих мечтах не
мог и желать о такой славе.
И разве мог он не оправдать эти надежды? Даже не до конца
понимая, чего от него хотят, он совершал одно геройство за другим вот уже на
протяжении пяти лет подряд. Но только спустя пять лет Гарри начал задумываться:
"А зачем? Зачем я трачу всего себя, чтобы спасти этот мир, шкуры этих
волшебников и магов? Ведь они никогда не сделают меня счастливым:"
И даже не волшебный мир был виноват в том, что он не мог
стать, наконец, счастливым, наполниться этим заслуженным чувством до краев и
еще делиться им с каждым встречным. И даже не ненависть,: а отсутствие в его
жизни любви, если его можно представить в своем совершенстве.
Разве мог быть счастливым тот, кто даже не знал такого
слава? Разве мог любить тот, кого этому не учили, и кому не у кого было учиться
самому?
Известие о настоящей причине смерти родителей заставило
ненависть Гарри по-новому разгореться в его сердце. Совершенно новый для него
волшебный мир перестал отличаться от холодного, каменного и враждебного мира
"магглов". Он явственно ощущал, как буквально висит между этими двумя
мирами, не желая принимать и становиться частью ни одного из них. Но кому было
дело до маленького беззащитного человечка, который жил в душе великого Гарри
Поттера?
Он не знал ни родительской любви, ни дружеской.
А вы думаете, что Рон Уизли и Гермиона Грейнджер - друзья,
о которых можно только мечтать?! Рон бы вряд ли обратил на него внимание, если
бы по воле случая не оказался с ним тогда в одном купе экспресса.
Огненно-рыжий мальчишка, от легкомыслия и болтовни
которого можно было вешаться на месте.
А Гермиона: ее даже Гарри не мог понять до конца. Так или
иначе, она нашла прекрасный фон для своего блестящего ума.
Гарри не знал, почему и каким образом эти двое оказались
вдруг его друзьями. И почему они все еще были с ним рядом - он тоже не знал: Но
тот факт, что он и они были противоположностями, которые никогда не соприкоснуться
- был очевиден, как божий день. С ними его не связывало ничего, кроме почти
животной привязанности, такой же, какую испытывает глупый щенок к своему
хозяину:
Драко Малфой был единственным, кто был так похож на него и
даже не подозревал об этом:
В отличие от Гарри у него, казалось, было все, но на самом
деле он не имел ничего. Какая разница, кто твои родители, если каждый день
приходится терпеть роль нежеланного и единственного сына, от которого тоже
хотели слишком многого, но который якобы не оправдывал ни одну из надежд?
Каждая минута жизни превращалась в медленную мучительную пытку. Лезть из кожи
вон, чтобы оправдать фамилию, которую носишь! Ненависть быстро прижилась в нем
и, возможно, даже быстрее, чем в Гарри.
А он мог любить!: Он был для этого рожден, и все в этой
малютке, начиная от очаровательно-невинного взгляда больших серых глаз и
заканчивая распахнутой настежь душой, только и говорило: "Разве вы не
видите, я же ангел?! И я пришел в этот мир, чтобы любить его. Разве вы не
видите, что мне тоже нужна любовь?"
Но они не дали ему ничего, кроме ненависти, которая
ворвалась в его сердце, как ледяной февральский ветер - в незакрытое окно,
превратив его в осколок льда. Они добились своего. Они вырастили ангела с
дьявольским сердцем, обломанными кровоточащими крыльями и разбитыми вдребезги
мечтами:
А тут еще появился он, знаменитый Золотой Мальчик! Как раз
в тот момент, когда у Драко оставалась единственная возможность доказать своему
отцу и самому себе, что он чего-то стоит - поступить в Хогвартс и стать его
лучшим учеником. Но его надеждам на долгожданную родительскую любовь не суждено
было сбыться:
Выше своей головы невозможно было прыгнуть, ровно, как и
быть лучше Поттера, и его "любимый" папаша никогда не упускал
возможности лишний раз ткнуть его носом в этот факт. Стало еще хуже:
Вся его жизнь пошла к чертям из-за какого-то
выскочки-знаменитости, который даже не мог отличить имбирный корень от корня
мандрагоры. Гарри Поттер стал концентратором всей ненависти, которая накопилась
в нем за эти годы. В своих самых заветных мечтах Драко душил его голыми руками,
забивал последний гвоздь в гильотину для него и наслаждался действием Круцио на
тело своего ненавистного врага.
Время шло. А чувство ненависти по отношению друг к другу
продолжало медленным ядом отравлять их сердца.
Они втайне (даже для самих себя) завидовали друг другу во
всем, чем были обделены сами и не знали, что на самом деле этот предмет зависти
тоже приносит невыносимые страдания.
С проклятием, вместо молитвы, на устах они прощались с
заходящим солнцем и встречали его восход, предвкушая, что новый день не пройдет
даром для их ненависти:
Они уже и сами не замечали, как постоянная боль в душе,
разрывающая на части и сводящая с ума, становилась их ежесекундной
потребностью, которую каждый из них удовлетворял другим.
* * *
На шестом курсе их и без того частым перепалкам и стычкам
не стало конца совсем. Внимание одного к персоне другого обострилось до того,
что дракой заканчивался каждый совместный урок гриффиндорцев со слизеринцами.
Это было похоже на какое-то безумие. Иногда даже казалось,
что все это доставляет им обоим удовольствие, и каждый раз одному из них нужно
было сказать лишь слово, чтобы начать все заново и чтобы опять с факультетов
сняли очки и назначили наказание, будто они только к этому и стремились.
И этот урок гербологии тоже не отличился от предыдущего
урока Гриффиндора со Слизерином. Итог был удручающим, но уже привычным: дюжина
разбитых вдребезги горшков, выбитые кое-где стекла теплицы и разбросанная
повсюду земля.
- О, Боже мой, Гарри!!! Как же сильно ты изменился за
последнее время! Я тебя просто не узнаю! - Возмущалась в очередной раз
Гермиона. - И сколько все это может еще продолжаться?! Я понимаю, что вы друг
друга не переносите, но ведь надо держать себя в руках!: Ты же знаешь, что он
тебя ненавидит:
Ненавидит: В том-то и дело! С ним вечно все сюсюкались и
носились, будто с какой-нибудь породистой болонкой, не чаяли души в
национальном герое. И только Он один его ненавидел:
Какое необычное ощущение: Раньше он сам ненавидел всех, а
теперь кто-то из этих всех тоже пытался это делать и с не меньшей силой и
яростью, чем он сам. Гарри давно привык думать, что он такой один во всем мире,
что только у него были по-настоящему веские причины ненавидеть всех, но теперь
он понимал, что это было отнюдь не так:
С осознанием этого в Гарри начало расти какое-то
неопределенное, странное чувство. Как зеленый росток, робко, но безостановочно,
пробивалось оно из глубины его черствого, каменного сердца и яркою вспышкой
выделялось из всех движений его души, задушенных черной ненавистью.
Он и сам не мог его определить до конца и дать себе в нем
отчет. Но именно из-за него два раза в неделю у Гриффиндора и Слизерина снимали
по двадцать очков, и два раза в неделю ему приходилось отрабатывать наказание
весте с ненавистным Малфоем.
В этот день шел холодный октябрьский ливень. С неба
свисали свинцовые громады тяжелых черных туч, обрушивая вниз беспрерывные
пуленепробиваемые потоки серой воды.
От школьного крыльца и до теплицы № 9 - было шагов сорок.
Но Гарри нарочно не надел на голову капюшон мантии и неторопливыми шагами
направился к оранжерее, позволяя себе промокнуть до нитки.
Во всем этом было что-то протестующее и мстительное:
Кто-нибудь другой на его месте обязательно бы применил водоотталкивающее
заклинание и шагов в десять достиг бы теплицы, но Гарри (может, к счастью, а,
может, и к несчастью) был на своем месте, и это был его пассивный протест всем
"как надо" и "как положено": Хм: Гермиона как всегда
оказалась права - он сильно изменился:
Он чувствовала, как тяжелые капли дождя барабанят по его
плечам и голове, будто сотни и тысячи микроскопических атомных бомб; как
холодная вода стекает по нему, попадает за шиворот и пропитывает насквозь; как
он начинает дрожать от этого пробирающего холода; как его черные волосы
прилипли ко лбу.
Во всем этом было что-то новое, какое-то необычное, но
всегда желанное чувство отрешения от всех и всего вокруг, раздражающего и
надоевшего. Это была свобода. Она падала с неба мутными потоками и ощущалась им
под ногами при каждом новом шаге вперед.
Странно, но Гарри чувствовал ее каждый раз, когда шел на
свое с Малфоем наказание, и каждый раз нечто вроде тревожного, но одновременно
приятного ожидания согревало его душу изнутри:
Но вот он и на месте: Стоит под козырьком оранжереи и в
тысячный раз задается вопросом: "Почему с каждым разом этих сорок шагов
становится все меньше и меньше, как бы медленно он ни шел?"
Было 16:30 - время, назначенное профессором Спраут для
очередного отбывания. Но заходить в теплицу хотелось меньше всего. А вдруг Он
уже там? И тогда это таинственное согревающее чувство внутри опять растает:
Гарри медлил. Он стоял прямо под краем козырька, и струи дождевой воды,
скатывающиеся с крыши, поливали его как из ведра. Ничего:
Его мысли прервал неожиданный толчок в плечо:
- Поттер, ты в своем уме?!?! - Завопил до боли знакомый
голос. - Хочешь заработать воспаление легких и умереть? Кого же мне тогда
останется ненавидеть после тебя?:
Видимо, Драко сам спешил укрыться под козырьком теплицы и,
не заметив, Гарри, столкнулся с ним:
Но упрямый гриффиндорец не желал отойти в место посуше. А
Драко не спешил заходить в теплицу: Они продолжали стоять и молча разглядывать
друг друга так, словно видели впервые.
Гарри смотрел на бледное лицо Драко.
Тяжелые мутные капли дождя стекали по его детской нежной
коже и падали на светлые ресницы, и он от этого смотрел на гриффиндорца, как-то
забавно прищурившись. Его волосы, видимо, некогда тщательнейшим образом уложенные,
теперь были прибиты дождем и спадали на лоб мокрыми, отливающими серебром
прядками. Почему-то хотелось ласково, почти не касаясь этой кожи, провести
пальцами вдоль лба и убрать их:
"А эти глаза: серые, с кристалликами льда: смотрят на
меня, ждут чего-то: Жаль, что они сами не могут сказать, чего именно:Черт!!! Да
о чем же это я думаю!?:"
"Лицо: само обычное. И, если бы я не знал, кому оно
принадлежит, я бы не включил в список вещей, которые ненавижу, эти
изумрудно-зеленые глаза, этот зигзагообразный шрам, эти дурацкие очки и это
наивное выражение лица (кстати, хорошо, что он не надел сегодня свою фирменную
голливудскую улыбку): А, между прочим, за этот грустный взгляд можно отдать
жизнь. Можно вечно тонуть в этих омутах: Если бы не чертовы очки! Снять бы их
сейчас: Драко!!! Да что с тобой сегодня?! Не ври хотя бы себе, Малфой! Снять
очки с Поттера ты хочешь не в первый раз: Дьявол! Пойду-ка я отсюда, пока чего
не случилось:"
Драко сам смахнул мокрые волосы со лба и направился к
стеклянной двери оранжереи, бросив на прощание Гарри какой-то не свойственный
ему печальный взгляд, который будто сожалел о чем-то.
- Стой! Ты куда? - Опомнился Гарри как ото сна. Он
выглядел расстроенным этим неожиданным решением Драко уйти.
- В теплицу, куда ж еще?! - Огрызнулся тот. - А ты так и
будешь здесь торчать?
- Малфой,: скажи, почему ты меня ненавидишь? - Вдруг
спросил гриффиндорец, но на самом деле он просто невольно пытался продлить его
присутствие здесь. Гарри ощутил, как, истекая из учащенно бьющегося где-то
слева сердца, по его телу начинает разливаться горячая волна. Он знал, что это
было то самое необычное чувство, которое не давало ему покоя все это время. И
он предчувствовал, что он уже очень близок к его разгадке:
Драко подошел к нему и снова заглянул сквозь стекляшки
очков.
- Я ненавижу не тебя, Поттер: - Произнес он тихо. - :а
себя: На этот раз себя.
- За что? - Спросили бездонные зеленые глаза Гарри.
- За то, что ничего другого меня не научили чувствовать;
за то, что не могу заставить себя сделать то, чего хочу больше всего на свете;
за то, ради чего устраиваю с тобой потасовки, чтобы получить одно наказание на
двоих. За то, в чем боюсь признаться даже самому себе:
Он не смог продолжить дальше, потому что рука Гарри
скользнула по его шее и с нетерпеливой настойчивостью притянула лицо Драко
близко-близко к лицу гриффиндорца. Слишком близко, чтобы холодные и мокрые от
дождя губы не смогли, наконец, не встретиться в, может быть, немного
неожиданном, но долгожданном поцелуе.
Какая-то дикая, даже пугающая страсть поглотила обоих с
головой, как будто их мучил столетний голод. Но это и, правда, был голод: Голод
по любви, отсутствие умения переживать это чувство, но подсознательное
стремление к этому. Они делали все наугад, как придется, лишь бы никогда не
отпускать друг друга, потому что это грозило им снова вернуться в ту жестокую
реальность с холодным осенним дождем и медленно убивающей их ненавистью.
Очки Гарри, оказавшиеся жертвой этой бури чувств, звякнули
на мокром каменном крыльце, исполнив заветную мечту слизеринца.
Гарри чувствовал, как от каждого, пусть самого
незаметного, прикосновения ледяных губ Драко по всему его телу пробегает волна
сладостной дрожи, каждый раз одаривая массой совершенно новых ощущений. Он
чувствовал судорожное горячее дыхание слизеринца, обжигающее его щеки и губы;
чувствовал, как колотится и выпрыгивает из груди сердце Драко, как будто оно
было его собственным; чувствовал, как его холодные пальцы касаются его кожи и
скользят вдоль шеи, опьяняя рассудок.
Он чувствовал. Он мог поклясться, что эта способность
пришла к нему только сейчас, вместе с Драко. И Гарри знал, что слизеринец
думает о том же:
Весь мир вмиг прекратил свое существование, и, казалось,
во всем свете нет больше никого и ничего, кроме них. Они были центром
собственной вселенной и растворялись в друг друге без остатка:
Вскоре они отстранились друг от друга, тяжело дыша и
продолжая сжимать во взаимных объятьях. Каждый из них, не отрываясь, смотрел в
глаза человека, находившегося рядом. Их лица ничего не выражали, но глаза были
полны долгожданного выстраданного счастья. И они беззвучно благодарили друг
друга за это. Все было сказано без слов, только что: И если бы хоть кто-нибудь
из них хоть как-то прокомментировал этот поцелуй, то это стало бы самой
непростительной ошибкой и все испортило. Слова вечно все портят:
Они оба чувствовали, что с этого момента их сердца бьются
унисон, души слились воедино и сами они стали единым, неразделимым целым.
Навсегда.
Гарри, завороженно любующийся бледным лицом Драко со
свежим румянцем на скулах, медленно провел рукой вдоль его лба. Он знал, что
слова им больше не нужны, но ему надо было это сказать.
- Раздели со мной свою ненависть, Драко: - Чуть слышно
прошептал он, наклонившись над ухом слизеринца:
* * *
Серые стены октябрьского дождя отгораживали их от
остального мира, смывая с них и растворяя в своей ледяной воде всю горечь и
боль, накопившиеся в их сердцах. Они больше не ненавидели этот мир, потому что
только что обрели кого-то, кто мог разделить с ними все: и любовь, и ненависть: