Название: Пустое место
Автор: The Treaсle Tart
Перевод: Мерри (allal1978@rambler.ru)
Пейринг: Драко/Рон
Рейтинг: NC-17
Жанр: drama
Саммари: Все началось с драки, как это обычно бывает.
Дисклаймер: Harry Potter, characters, names, and all related indicia
are trademarks of Warner Bros. © 2001 and J.K. Rowling.
Все началось с драки - впрочем, как и всегда. Подначка, надменная усмешка, ругательство - и меткое заклятье. А когда и это перестало доставлять удовольствие, в дело вступали кулаки. Драко, разбив Рону губы, ехидно замечал, что тому идет красный цвет - куда более приличного оттенка, чем дурацкие рыжие волосы. Рон до разговоров не снисходил: они бы заглушили чудесный звук, сопровождавший соприкосновение его кулака с ненавистной слизеринской челюстью. "От***ись, хорек!" - было самое большее, что он произносил.
Потом их разнимали. Не студенты - те только радовались неожиданному развлечению - а профессора, которые обычно появлялись сразу после первой крови. Снейп, прежде чем оттащить Драко, непременно позволял ему пнуть противника еще разок, а Макгонагалл всегда снимала равное количество баллов с обоих Домов, даже не интересуясь, кто ударил первым. Война давно кончилась, подходил к концу седьмой курс, но оба они не желали ничего менять. Это создавало впечатление обыденной нормальности.
После они отрабатывали взыскание. Конечно, разве можно спустить с рук подобное поведение? К сожалению, довольно скоро у преподавателей стало иссякать воображение. Возмутители спокойствия уже отполировали до ослепительного блеска все статуи и доспехи в замке - без толку. Мытье полов в Большом зале тоже не помогало. Как и инвентаризация ингредиентов в кабинете зельеварения, и уборка в библиотеке (включавшая таскание уймы книг), и мытье уборных, и возня с Хагридовым зверинцем.
И это только за последний месяц.
Казалось, что чем ближе выпуск, тем чаще и ожесточеннее становятся их схватки. Казалось, они сознательно преследуют друг друга, постоянно поддевая и насмешничая, и издевки теперь моментально сменялись слепой яростью. Они выплевывали оскорбления сквозь стиснутые зубы, катались по земле, пот заливал искаженные гневом лица, и им, судя по всему, это нравилось. Это казалось естественным.
А потом их вызвал к себе Дамблдор и долго и пристально разглядывал их, пока они оба возмущенно ерзали на стульях. Тикали часы, директор медленно переводил усталый взгляд голубых глаз с одного студента на другого. Время от времени он вздыхал, качал головой и снова смотрел. Наконец он заговорил.
- Семь лет прошло, а вы никак не можете уладить свои разногласия. Вы сражались на одной стороне, но по-прежнему не в силах просто терпеть присутствие друг друга. Вы оба много потеряли, но до сих пор не нашли в себе ни милосердия, ни умения прощать. Я хорошо помню пару студентов, похожих на вас: я тогда оставил их в покое, надеясь, что время позволит им понять друг друга, но прошли десятилетия, а так ничего и не изменилось. Поверьте, я умею учиться на своих ошибках, и я не дам подобному повториться. Вы поговорите друг с другом и все уладите. И придете к взаимопониманию. Или это, или ни один из вас не получит хогвартского аттестата. Это будет означать, что вы не станете квалифицированными магами и что вы зря потратили годы на учебу. Вы меня поняли?
В кабинете повисло молчание. Шокированные противники неохотно кивнули, принимая свое наказание: двадцать четыре часа в запертом помещении. Вдвоем.
* * *
Несколько часов спустя они оба сидели каждый на своей постели, тупо пялясь в стену.
- Может, начнем? - сказал Рон, которого заела скука, смешанная с раздражением.
- Что начнем, придурок? - огрызнулся Драко. - Все, что нам надо, - это умудриться не убить друг друга в течение ближайших суток. Потом пару месяцев ты избегаешь меня, я - тебя, зато в результате мы будем свободны - от идиотских директоров, сующих носы, куда не просят. И сможем ненавидеть друг друга, сколько влезет. Это, конечно, если тебе удастся держать свои руки при себе.
- Ты что имеешь в виду? - спросил Рон, чувствуя, как волосы у него на загривке встают дыбом.
Драко хмыкнул.
- Уизли, ты всегда первым лезешь в драку. Тебе что, так нравится меня лапать? Тебя заводит грубый секс? Может, ты мечтаешь впечатать меня в стену и оттрахать до потери пульса? Тоже способ снять стресс, я понимаю. Сознайся, ты об этом думаешь, когда валяешь меня по полу?
Рон инстинктивно сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
- Ты всегда первым оскорбляешь меня, Малфой. Ты меня провоцируешь. Тебе что, нравится, как я выгляжу, когда я в бешенстве? Может, это тебе хочется, чтобы тебя впечатали в стену? Или когда я валяю тебя по полу?
Сказанное повисло в воздухе между ними. Они снова молча уставились друг на друга, притворяясь, что все это не имеет к истине никакого отношения.
* * *
Когда он проснулся, в комнате было темно - хоть глаз выколи - и холодно. И главное, он проснулся от чьего-то крика.
Он вслепую попытался найти палочку и вспомнил, что ее отобрали. Дрожащей рукой нашарил и умудрился зажечь лампу на тумбочке у изголовья, и в ее тусклом свете увидел разметавшегося на соседней постели Драко: его трясло во сне, по лицу струились пот и слезы.
Рон вскочил на ноги, метнулся к слизеринцу, уселся на него сверху, придавив к постели, и крепко встряхнул за плечи:
- Драко! Драко!
Тот весь трясся под ним, с искаженных гримасой бледных губ срывались невнятные стоны и неразборчивое бормотание.
- Проснись! Да проснись же ты, кретин! - едва ли не заорал Рон и тряхнул Драко еще сильнее, пытаясь остановить судороги.
- Это кошмар, просто кошмар, - добавил он почти мягко.
Перепуганные серые глаза резко распахнулись. В них даже мелькнуло что-то - облегчение, может быть, даже радость - и тут же сменилось яростью.
- Ты что, совсем охренел? Ты что делаешь? А ну слезь с меня, козел!
- Что я делаю? Я пытаюсь разбудить одну неблагодарную сволочь, чтобы она перестала вопить, как...
- Уже разбудил, так что можешь слезать! - хрипло выдохнул тот.
- Что за дрянь тебе снилась, если ты так орешь?
- Во-первых, не твое собачье дело. Во-вторых, СЛЕЗЬ С МЕНЯ! - гнев и раздражение не могли скрыть следы паники в его голосе.
Рон внимательно посмотрел на Драко сверху вниз: мокрые от слез щеки, прилипшие к ним взмокшие и спутанные волосы, больные, воспаленные глаза... и очень, очень юное и до смерти перепуганное лицо. Рону внезапно совершенно расхотелось ругаться.
Он медленно слез с Драко и пошел к своей кровати. Лег и обернулся: слизеринец по-прежнему смотрел в потолок. Рон погасил свет. В темноте он лежал и слушал неровное дыхание и иногда - если хорошенько прислушаться - тихие всхлипы. И это ему не нравилось. Было куда проще не думать о Драко как о человеке.
Он имел некоторое представление о том, с чем приходилось справляться Драко. Очень даже ясное представление. Вся беда с этими снами в том, что от них нельзя скрыться. Они настигают тебя, хочешь ты этого или нет. Все твои страхи, неуверенность, беспокойство, о которых ты стараешься не думать днем, ночью атакуют тебя в полную силу - и ты даже не можешь дать сдачи. Теперь Рона часто будили крики - когда друзей, когда его собственные. После войны почти все начали пользоваться заглушающими заклятиями. Иногда наложить чары, которые не позволяли тебе слышать собственный голос, было вообще единственным способом заснуть. Но сегодня у них не было палочек - а значит, никаких чар. От снов негде было укрыться.
Дрожь пробежала по телу, и от знакомого ощущения боли и горечи заныли кости. Да, Рон очень хорошо понимал, что испытывает сейчас Драко, и почему-то именно теперь, в этой полупустой темной комнате, ему пришло в голову, что Драко имеет право об этом знать.
- Зашел бы туда случайно, никогда не подумал бы, что это кладбище, - начал он. - Везде трава - такая густая, как будто там никто не бывает. Иногда мне кажется, что я один туда хожу.
Он рассеянно водил пальцем по простыне.
- Там стоит маленький деревянный крест, а в середине - просто чуть поцарапанный значок старосты. Это папа придумал. Он хотел, чтобы Перси так вспоминали.
Он подцепил ногтем торчащую из полотна нитку.
- Никто из нас даже не догадывался. Никто не думал, что так будет. Ходили слухи, конечно, но разве можно было им верить? Тогда все подозревали друг друга Мерлин знает в чем. Это потому, наверное, что все боялись. И от страха обвиняли друзей и близких в первую очередь. Боялись, что на них падет подозрение, и обвиняли всех подряд.
Рон задумчиво теребил ткань простыни между большим и указательным пальцем.
- Мама до сих пор плачет по ночам, когда думает, что мы все спим. Иногда она сидит у него в комнате - там все так же, как когда он ушел. Садится на его постель и обнимает последний свитер, который она ему связала - тот самый, что он прислал обратно. А утром она опять становится Молли Уизли - идеальной всеобщей матерью, которая готовит неимоверное количество еды, шпыняет своих сыновей, чтобы они перестали сутулиться, и дочку, чтобы та прекратила грызть ногти.
Он потер большим пальцем об указательный.
* * *
- Единственное, что изменилось в доме, - появилось пустое место за столом. Мама всегда накрывает и на него тоже. Никто об этом не говорит, ни наши, ни гости, там просто тарелка, приборы и аккуратно сложенная салфетка... и стакан синего стекла, из которого он любил пить, потому что это выглядело так по-благородному. А потом все едят, и разговаривают, и рассказывают о себе, и не обращают внимания на пустое место, тарелку, приборы и синий стакан. Или пытаются не обращать внимания. Но, по-моему, мы все об этом помним - каждую минуту. С того самого дня, как он ушел из дома.
Он провел ладонью по покрывалу.
- Папе было хуже всех. Он думал, что должен был предвидеть, как-то угадать, что не все в порядке. Ведь это же был его сын! Мы все говорим ему, что это никто не мог угадать. Он улыбается, но я вижу его глаза... там боль, беспомощность и отчаяние.
Рон крепко стиснул края простыни обеими руками.
- По-моему, Джинни догадывалась. Она знала, что Перси не в себе. И пыталась мне сказать, но я не слушал. Перси, который месяцами измерял толщину котлов, Перси-зануда, который никогда не нарушал правил.... он был слишком осторожен, чтобы попасть в беду.
Он так сжимал кулаки, что ногти впивались в ладони, оставляя красные следы.
- Чарли перестал приходить домой. Он всегда оправдывается, что у него уходит много времени на возню с молодняком, что нужно возрождать драконов... но он никогда не умел скрывать свои чувства. Может, поэтому драконы ему и доверяют - они очень разборчивы. Он никогда ничего не скрывает - ни от них, ни от всего мира. Просто не может. Он не может делать вид, что все в порядке, и сидеть за столом рядом с этим пустым местом и нетронутым синим стаканом. Он не может притворяться, что ему не плохо, что ему не больно так, что выть хочется, - как притворяемся все мы.
Теперь Рон лежал неподвижно.
- Все остальные прикидываются, либо что Перси никогда не было, либо что он никогда не менялся. Стараются или забыть, или не обращать внимания. Все, кроме меня. Я не могу делать вид, что ничего не случилось, и забыть я тоже не могу. Я не могу притвориться, что он нас не предал. Что он не носил этот черный плащ и белую маску. Что он не убил Шеймуса, Падму и профессора Спраут. Что Колин не из-за него провел полгода в Сент-Мунго и Ханна Аббот не из-за него осталась сиротой. Я не могу, потому что все это было на моих глазах. Я все это видел. Я видел, как твердая рука держала волшебную палочку, и слышал, как холодный уверенный голос произносил заклятия, о которых я даже не знал.
Совсем неподвижно.
- Я когда-то думал, что я именно этого хотел: вести кого-то в бой, быть храбрее всех, с палочкой наготове. Но все иллюзорные мечты о славе и победе обращаются в пыль, когда понимаешь, что должен воевать против своего собственного брата. Когда видишь, как он падает замертво от твоего заклятия.
Абсолютно, совершенно неподвижно.
В комнате повисло молчание.
Несколько часов спустя, когда дверь в комнату отворилась, они оба крепко спали.
* * *
Рон и сам не знал, что заставило его рассказать обо всем Драко. Это оказалось так легко - говорить с темнотой, говорить все то, что он давно хотел высказать, но до сих пор боялся. С того дня на него снизошло какое-то странное спокойствие. Учебный год кончился без происшествий. И в какой-то момент он понял, что дрался с Малфоем только потому, что хотел чувствовать хоть что-то, кроме немого оцепенения, в котором находился последние месяцы. Он не понимал, что именно при этом чувствовал, но это не имело значения, потому что это было хоть что-то.
Драко же не сказал ни слова с тех пор, как их выпустили, - ни Рону, ни кому-либо еще. Похоже, его желание драться по какой-то причине тоже исчезло.
* * *
Пришла новая осень, и листья начали желтеть и опадать. Одинокая фигура снова стояла здесь, глядя на маленький деревянный крест с прицепленным к нему облупившимся значком старосты.
Рон смотрел на пустой стул, на который никто никогда не сядет, на тарелку и приборы, которыми никогда никто не будет пользоваться, аккуратно сложенную салфетку и синий стакан, на место последнего упокоения близкого человека. И пустое место всегда будет рядом, словно призрак давно забытого прошлого, напоминающий о его ошибках, о том, что он смертен, и о жизни, которой он больше не живет.
Он опустился на колени и провел ладонью по земле, глядя, как капли дождя падают и скатываются по мягкой траве. Капли освобождения, дающие жизнь травинкам, в которых есть частица того, кого он когда-то любил. Капли сочувствия, а может быть, даже прощения, падали, умывая землю для тех, кто умер, и, что гораздо важнее, для тех, кто остался жить, чтобы понять.
- Мне пора, Перси. Я скоро вернусь.
Он устало провел ноющей рукой по мокрым волосам, поднялся и, обернувшись, вдруг увидел неподалеку другого человека. За год, что он сюда приходит, он впервые видел здесь кого-то еще. Видно, Перси не единственный, кого люди хотели забыть. Здесь было целое кладбище пустых стульев и призраков.
Медленно ступая по опавшей листве, он направился к человеку, который неподвижно стоял перед воткнутой в землю старой тростью с серебряным набалдашником. Что-то знакомое чудилось в этой фигуре, но только когда стоящий чуть повернулся, Рон понял, что смотрит на Драко Малфоя. Светлые волосы слизеринца теперь не лежали гладко, а спадали неаккуратными прядями на лицо, некогда гордую осанку сменили ссутуленные плечи.
Рон молча смотрел, как тот падает на колени перед тростью и как из каменно-серых глаз начинают течь слезы. Малфой не издал ни звука - ни всхлипа, ни рыдания. Он замер - или оцепенел, ни один жест не выдавал его горя.
Они молчали и не двигались, и дождь продолжал падать крупными каплями. Рон почувствовал, как что-то в нем шевельнулось: горечь более глубокая, чем та, что терзала его весь минувший год, - единственное чувство, пробивавшееся сквозь охватившее его оцепенение. Перси был его братом, Люциус был отцом Драко - и отец Драко был мертв. Здесь лежали не Упивающиеся Смертью, не преступники - а чьи-то отцы, братья, сыновья. Рон не в силах был горевать о Люциусе Малфое. Он не оплакивал его смерть, он радовался ей, но вместе с тем понимал, что люди могли сказать то же самое о Перси.
Рон молча смотрел на Драко, смотрел, как слезы из покрасневших глаз катятся по щеками и падают на недвижимые руки и колени. Он разглядывал его лицо: преждевременные морщины в уголках рта и вокруг глаз, худые скулы и острые углы - следы сражений и послевоенного хаоса. И думал, что Малфой по-прежнему красив, несмотря ни на что.
Не думая ни о чем в особенности, Рон подошел к Драко, чтобы дать понять о своем присутствии - сам не зная зачем. И мягко положил ему руку на плечо.
- Он не был совсем уж плохим, - прошептал тот каким-то совсем немалфоевским голосом. - Он был хорошим отцом когда-то. Строгим, но хорошим... и он меня любил. Он изменился, когда вернулся Волдеморт. Он превратился в... это. С ним невозможно было говорить, он ничего не слушал. Он стал фанатиком. Одержимым. Он обезумел. Моя мать ушла... я пытался... - Драко сморгнул слезу. - И в конце концов я понял, что не могу быть тем, чем он хочет. Просто не могу.
- Ты сделал то, что должен был сделать. У тебя не было выбора. Ты сделал то, что было правильно, и спас много людей, - пробормотал Рон, почти что про себя, будто сам понял это только что. Понял, что пора жить дальше. Понял, что смысл не в том, чтобы забыть прошлое или не придавать ему значения, а в том, чтобы принять, простить и попытаться друг другу помочь.
- Может, пойдем что-нибудь выпьем? - спросил он.
* * *
Все началось с драки - впрочем, как и всегда. Они пытались помочь друг другу, как умели, потому что жестокость казалась понятнее нужды, ярость - лучше страха. Ненависть - проще любви.
Они снова нашли друг друга в темноте, на сей раз без слов. И снова касались друг друга - только не кулаками, а осторожными пальцами и неуверенными губами.
Рука в веснушках скользила по бледному телу, лаская горячую кожу: от щеки к подбородку, от ключицы к груди, по животу к бедру и оттуда к колену. Вверх и вниз и снова вверх.
Рон улыбался, когда Драко тихо ахнул под его руками. Улыбался, когда тот вскрикнул от того, что Рон укусил его в шею. Когда тот задохнулся, задрожал и покрылся гусиной кожей от легкого прикосновения к внутренней стороне бедра. Улыбался, слушая его стоны.
У него оказался вкус утра, чистоты, свежести и надежды.
Рон обнимал его, двигаясь осторожными толчками, шептал что-то на ухо, утопая все глубже и глубже в этом жаре. Почувствовав приближение оргазма, он медленно опустил руку на член Драко и принялся ласкать его в том же неторопливом ритме...
Это было мягко. И нежно. И совсем непохоже на то, как он себе представлял раньше, но в точности так, как должно было быть.
* * *
- Как ты думаешь, значит ли это... - спросил Драко, пальцем задумчиво объединяя Роновы веснушки в рыжие созвездия, - ... если есть две половины души, может из них получиться одна целая?
Рон снова улыбнулся и обнял его крепче.
- Может быть. Может, это вообще единственный
способ снова почувствовать себя целым.